Универсальная хрестоматия. 4 класс - Коллектив авторов (читать полностью книгу без регистрации .TXT) 📗
— Бабушка, здесь зверь не прорыскивал ли?
— Нет, дитятко.
— Бабушка, здесь молодец не проезживал ли?
— Нет, дитятко. А ты с пути-дороги поешь молочка.
— Поела бы я, бабушка, да долго корову доить.
— Что ты, дитятко, живо справлю…
Пошла Баба-яга доить корову — доит, не торопится. Поела девица Синеглазка молочка и опять погнала за Иваном-царевичем.
Доезжает Иван-царевич до средней Бабы-яги, коня сменил и опять погнал. Он — за дверь, а девица Синеглазка — в дверь:
— Бабушка, не прорыскивал ли зверь, не проезжал ли добрый молодец?
— Нет, дитятко. А ты бы с пути-дороги поела блинков.
— Да ты долго печь будешь.
— Что ты, дитятко, живо справлю…
Напекла Баба-яга блинков — печёт, не торопится. Девица Синеглазка поела и опять погнала за Иваном-царевичем.
Он доезжает до младшей Бабы-яги, слез с коня, сел на своего коня богатырского и опять погнал. Он — за дверь, девица Синеглазка — в дверь и спрашивает у Бабы-яги, не проезжал ли добрый молодец.
— Нет, дитятко, а ты бы с пути-дороги в баньке попарилась.
— Да ты долго топить будешь.
— Что ты, дитятко, живо справлю…
Истопила Баба-яга баньку, всё изготовила. Девица Синеглазка попарилась, окатилась и опять погнала. Конь её с горки на горку поскакивает, реки, озёра хвостом заметает. Стала она Ивана-царевича настигать.
Он видит за собой погоню: двенадцать богатырок с тринадцатой — девицей Синеглазкой — ладят на него наехать, с плеч голову снять. Стал он коня приостанавливать, девица Синеглазка наскакивает и кричит ему:
— Что ж ты, вор, без спросу из моего колодца пил да колодец не прикрыл!
А он ей:
— Что ж, давай разъедемся на три прыска лошадиных, давай силу пробовать.
Тут Иван-царевич и девица Синеглазка заскакивали на три прыска лошадиных, брали палицы боевые, копья долгомерные, сабельки острые. И съезжались три раза: палицы поломали, копья-сабли исщербили — не могли друг друга с коня сбить. Незачем стало им на добрых конях разъезжаться, соскочили они с коней и схватились в охапочку.
Боролись с утра до вечера — красна солнышка до закату. У Ивана-царевича резва ножка подвернулась, упал он на сыру землю. Девица Синеглазка стала коленкой на его белу грудь и вытаскивает кинжалище булатный — пороть ему белу грудь, Иван-царевич и говорит ей:
— Не губи меня, девица Синеглазка, лучше возьми за белые руки, подними с сырой земли, поцелуй в уста сахарные.
Тут девица Синеглазка подняла Ивана-царевича с сырой земли и поцеловала в уста сахарные. И раскинули они шатёр в чистом поле, на широком раздолье, на зелёных лугах. Тут они гуляли три дня и три ночи. Здесь они обручились и перстнями обменялись. Девица Синеглазка ему говорит:
— Я поеду домой — и ты поезжай домой, да смотри никуда не сворачивай… Через три года жди в своём царстве.
Сели они на коней и разъехались… Долго ли, коротко ли, — не скоро дело делается, скоро сказка сказывается, — доезжает Иван-царевич до росстаней, до трёх дорог, где плита-камень, и думает:
«Вот хорошо! Домой еду, а братья мои пропадают без вести».
И не послушал он девицы Синеглазки, своротил на ту дорогу, где женатому быть… И наезжает на терем под золотой крышей. Тут под Иваном-царевичем конь заржал, и братьёвы кони откликнулись. Кони-то были одностадные…
Иван-царевич взошёл на крыльцо, стукнул кольцом — маковки на тереме зашатались, оконницы покривились. Выбегает прекрасная девица:
— Ах, Иван-царевич, давно я тебя поджидаю! Иди со мной хлеба-соли откушать и спать-почивать.
Повела его в терем и стала потчевать. Иван-царевич не столько ест, сколько под стол кидает, не столько пьёт, сколько под стол льёт. Повела его прекрасная девица в спальню:
— Ложись, Иван-царевич, спать-почивать.
А Иван-царевич столкнул её на кровать, живо кровать повернул, девица и полетела в подполье, в яму глубокую.
Иван-царевич наклонился над ямой и кричит:
— Кто там живой?
А из ямы отвечают:
— Фёдор-царевич да Василий-царевич.
Он их из ямы вынул — они лицом черны, землёй уж стали порастать. Иван-царевич умыл братьев живой водой — стали они опять прежними.
Сели они на коней и поехали… Долго ли, коротко ли, доехали до росстаней. Иван-царевич и говорит братьям:
— Покараульте моего коня, а я лягу отдохну.
Лёг он на шёлковую траву и богатырским сном заснул. Фёдор-царевич и говорит Василию-царевичу:
— Вернёмся мы без живой воды, без молодильных яблок — будет нам мало чести, нас отец пошлёт гусей пасти…
Василий-царевич отвечает:
— Давай Ивана-царевича в пропасть спустим, а эти вещи возьмём и отцу в руки отдадим.
Вот они у него из-за пазухи вынули молодильные яблоки и кувшин с живой водой, а его взяли и бросили в пропасть. Иван-царевич летел туда три дня и три ночи.
Упал Иван-царевич на самое взморье, опамятовался и видит: только небо и вода и под старым дубом у моря птенцы пищат — бьёт их непогода.
Иван-царевич снял с себя кафтан и птенцов накрыл, а сам укрылся под дубом.
Унялась погода, летит большая птица Нагай. Прилетела, под дуб села и спрашивает птенцов:
— Детушки мои милые, не убила ли вас погода-ненастье?
— Не кричи, мать, нас сберёг русский человек, своим кафтаном укрыл.
Птица Нагай спрашивает Ивана-царевича:
— Для чего ты сюда попал, милый человек?
— Меня родные братья в пропасть бросили за молодильные яблоки да за живую воду.
— Ты моих детей сберёг, спрашивай у меня, чего хочешь: злата ли, серебра ли, камня ли драгоценного.
— Ничего, Нагай-птица, мне не надо: ни злата, ни серебра, ни камня драгоценного. А нельзя ли мне попасть в родную сторону?
Нагай-птица ему отвечает:
— Достань мне два чана — пудов по двенадцати — мяса.
Вот Иван-царевич настрелял на взморье гусей, лебедей, в два чана поклал, поставил один чан Нагай-птице на правое плечо, а другой — на левое, сам сел ей на хребет. Стал птицу Нагай кормить, она поднялась и летит в вышину.
Она летит, а он ей подаёт да подаёт… Долго ли, коротко ли так летели, скормил Иван-царевич оба чана. А птица Нагай опять оборачивается. Он взял нож, отрезал у себя кусок с ноги и Нагай-птице подал. Она летит, летит и опять оборачивается. Он с другой ноги срезал мясо и подал. Вот уже недалеко лететь осталось. Нагай-птица опять оборачивается. Он с груди у себя мясо срезал и ей подал.
Тут Нагай-птица донесла Ивана-царевича до родной стороны.
— Хорошо ты кормил меня всю дорогу, но слаще последнего кусочка отродясь не едала.
Иван-царевич ей показывает раны. Нагай-птица рыгнула, три кусочка вырыгнула:
— Приставь их на место.
Иван-царевич приставил — мясо приросло к костям.
— Теперь слезай с меня, Иван-царевич, я домой полечу.
Поднялась Нагай-птица в вышину, а Иван-царевич пошёл путём-дорогой на родную сторону.
Пришёл он в столицу и узнаёт, что Фёдор-царевич и Василий-царевич привезли отцу живой воды и молодильных яблок и царь исцелился: по-прежнему стал здоровьем крепок и глазами зорок.
Не пошёл Иван-царевич к отцу, к матери, а собрал он пьяниц, кабацкой голи и давай гулять по кабакам.
В ту пору за тридевять земель, в тридесятом царстве сильная богатырка Синеглазка родила двух сыновей. Они растут не по дням, а по часам.
Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается — прошло три года. Синеглазка взяла сыновей, собрала войско и пошла искать Ивана-царевича.
Пришла она в его царство и в чистом поле, в широком раздолье, на зелёных лугах раскинула шатёр белополотняный. От шатра дорогу устелила сукнами цветными. И посылает в столицу царю сказать:
— Царь, отдай царевича. Не отдашь — всё царство потопчу, пожгу, тебя в полон возьму.
Царь испугался и посылает старшего — Фёдора-царевича. Идёт Фёдор-царевич по цветным сукнам, подходит к шатру белополотняному. Выбегают два мальчика:
— Матушка, матушка, это не наш ли батюшка идёт?
— Нет, детушки, это ваш дяденька.
